Папа: нельзя умалчивать о механизмах смерти и структурах греха
Ольга Сакун - Град Ватикан
Маджани пишет о позорном открытии: его книги, так же как и книги других авторов, были напечатаны с использованием рабского труда иммигрантов. В преступный конвейер вовлечены два предприятия – одно находится в области Венето, другое – в Трентино. Оба предприятия самым отвратительным образом – пишет Маджани – эксплуатировали труд пакистанских рабочих, живших в условиях настоящего концлагеря, получавших нищенскую зарплату, не имевших никаких прав; кроме того, они подвергались избиениям.
Маджани называет себя неверующим; обращаясь к Папе, он поясняет, что ему знакома «неудержимая пророческая сила» Иисуса Христа, однако сам он «не сподобился дара, благодати, чтобы выдержать три дня у Его гроба, ожидая вместе с Марией Магдалиной и констатируя воскресение сына Божьего». Маджани утверждает, что он никогда раньше не задумывался о том, что его писательский труд может быть частью преступной цепочки.
Папа Франциск ответил Маджани примерно через неделю, подтверждая, что описанные им события затрагивают достоинство людей, сегодня столь часто попираемое рабским трудом, при молчаливом согласии многих. Папа пишет, что это особенно очевидно стало во время локдауна, когда многие из нас вдруг обнаружили, что за продуктами питания, продолжающими поступать на наш стол, кроются истории бесправия невидимых работников, которые являются последней ступенькой конвейера, лишавшего одних прав и достоинства, чтобы обеспечить другим еду. Еще более омерзительно это выглядит в отношении литературы, которую Папа называет «хлебом для души, тем, что возвышает человеческий дух». Для христианина, напоминает Св. Отец, любая форма эксплуатации – грех. Чтобы ему противостоять, Папа предлагает два действия: во-первых, заявлять о существующих «механизмах смерти» и «структурах греха», во-вторых, отказаться от привычек и от выгоды, произведенных с использованием рабского труда, лишающего достоинства наших братьев и сестер.
В своем письме Папа Франциск объясняет, почему он так любит Достоевского: «Не только за его глубокое прочтение человеческого духа и его религиозное чувство, но и потому, что он выбрал истории жизни бедных, ʺуниженных и оскорбленныхʺ».
