Цитра Давида. Об успокаивающей и исцеляющей силе музыки

Такой взгляд на музыку имеет очень древние корни: ещё 2.600 лет назад на египетских папирусах писали о магических песнях для лечения бесплодия; в эллинистической культуре считалось, что звук флейты исцеляет от ишиаса; сам Александр Великий, говорят, исцелился от звука лиры. Можно также вспомнить итальянца Фаринелли, самого знаменитого сопраниста восемнадцатого века: своим голосом он исцелил от хронической болезни Филиппа V Испанского, которому пел по нескольку раз в день его излюбленную арию.

Среди множества примеров подобного рода есть один, обладающий совершенно особым очарованием. В Ветхом Завете, в Первой Книге Царств (у евреев – Первая Книга Самуила), рассказывается о том, как состоялась первая встреча между Саулом, царём Израиля, и Давидом, белокурым юношей «с красивыми глазами и приятным лицем». Впоследствии Давид сменит Саула и станет царём, основателем династии в Иерусалиме, перенеся туда ковчег Завета. Однако вступил он в это монархическое служение несколько необычным образом.

Великий голландский художник Рембрандт, мастер в использовании света, увековечил этот момент в своей картине «Саул и Давид», написанной между 1651 и 1658 годами. На ней мы видим молодого Давида, готовящегося играть на своей цитре. Пальцы юноши нежно прикасаются к струнам. Его лицо расслабленно, свет выявляет кроткие и безмятежные черты. Рядом с ним сидит Саул и слушает. Одной рукой царь подносит к лицу платок, как бы вытирая слезы. Его неподвижный взгляд выражает напряжение или, возможно, волнение.

«От Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух», – говорится в Книге Самуила. Молчание Бога гнетёт Саула и сводит его с ума. Им овладевают кошмары. Слуги подсказывают царю, что нужно «поискать человека, искусного в игре на гуслях»: они советуют найти умелого человека, который бы играл для него в минуты отчаяния, когда он будет охвачен злым духом. Саул следует совету, и выбор падает на Давида, «умеющего играть, человека храброго и воинственного, и разумного в речах и видного собою, и Господь с ним». Господь пребывает с ним, в отличие от Саула, оставленного Духом Господним. Молодого Давида описывают как человека, полного добродетелей, но его приход на службу к Саулу обусловлен его музыкальными способностями. «И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, – и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него», – говорится далее в Книге Самуила.

В этих нескольких строках библейский текст описывает почти сверхъестественную исцеляющую силу музыки, но ограничивает её некоторыми понятными условиями. Давид – не просто музыкант, каких много, он – человек, наделённый множеством добродетелей и благоволением Господа, и именно эта последняя характеристика делает его музыку «сильной». Создание музыки, игра на инструменте – процесс отнюдь не механический. Это не просто жест пальцев, которые прикасаются к струнам определённым образом. Истинный музыкант вкладывает в свою интерпретацию нечто нематериальное, что-то глубоко своё, почти самого себя. Играя, он преображается и через ноты передаёт слушающим  нечто хрупкое и глубокое, раскрывающее его полностью. Именно этот акт полной и беззащитной искренности позволяет одному человеку войти в истинное общение с другим, исцеляя его.

Интересно было бы знать, что играл Давид для Саула, потому что выбор «репертуара» имеет немаловажное значение для достижения желаемого эффекта. Одна музыка может утешить, другая вселяет смелость, третья вызывает грусть. Правильно выбрать произведение, чтобы добиться желаемого эффекта у слушателя, – это редкое умение.

То, что сегодня обычно переводится как цитра, или лира царя Давида, было киннором, инструментом, изобретение которого приписывается в книге Бытия Иувалу, «отцу всех играющих на гуслях и свирели». Киннор был похож на лиру, которую греки называли кифарой. Вероятно, он имел форму древнего еврейского подсвечника с двумя параллельными плечами, образующими полукруг. Он был маленьким, вероятно, сделанным из кипариса, со струнами из овечьих кишок. Струны киннора щипали плектром и в основном использовали для сопровождения пения. Однако не сказано, что Давид пел Саулу, сопровождая себя лирой. Тот факт, что некоторые переводы предлагают вместо «взял в руки цитру и играл» фразу «играл рукой», может свидетельствовать о том, что Давид играл без плектра, перебором, как обычно играют на арфе.

Вероятно, Давид играл для Саула радостные мелодии, полные жизненной силы, несовместимые с печалью. Евреи использовали киннор только в радости и отказывались играть на нем во время вавилонской ссылки, повесив эти инструменты на ивах. Это был радостный, веселый инструмент, способный затронуть в человеке струны безмятежности.

Мы можем только представить себе тот момент, когда Саул, охваченный безумием, нашёл убежище в музыке Давида и вышел из неё успокоенным. Можем сравнить это с нашим опытом. Каждый из нас, безусловно, переживал минуты грусти и разочарования и находил утешение в музыкальном произведении, у музыканта или оркестра. В этой таинственной химии между нотами, написанными композитором, и стремлением исполнителя полностью приблизиться к слушателю, лежит ключ к музыке, которая исцеляет, а иногда и спасает.

Кристиан Каррара