Моральность игры в шахматы

В одной из глав «Руководства к благочестивой жизни» (1608), посвящённой «Развлечениям законным и дозволенным», Франциск Сальский также упоминает о шахматах, предостерегая однако своих читателей: «Только не надо посвящать им слишком много времени и сил, ибо это будет уже не отдых, а занятия; и они будут не облегчать душу и тело, но утомлять, подавлять их. 

Поиграй пять часов в шахматы, и ты почувствуешь себя усталым, выбившимся из сил». Эти слова немного предвосхищают окончательную отмену Папой Римским Павлом V в 1609 году осуждения игры, имевшей средневековое происхождение и корни (Парижский собор, 1212 г.).

Утверждения женевского епископа Франциска Сальского являются частью более общей атмосферы переоценки игры в шахматы, которая находит в одном из трудов святой Терезы Авильской, защитницы шахматистов, важную точку отсчёта. В  главе XVI «Пути совершенства» (1562–1564), которую сама Тереза определяет как «очень важную», даётся интересное духовное прочтение древней игры.

Откровенно признав, что она тоже иногда пробовала свои силы в пешках и слонах и что ей «тоже знакомо это тщеславие», Тереза добавляет: «Говорят, что иногда такая игра дозволительна». Монахиня из Авилы пишет о стратегии достижения Бога и о том, как «победить короля»: это означает завоевание Бога для человеческой души. Поэтому необходимо уметь «хорошо расставлять фигуры в игре», иначе «в неё будут играть плохо», а тот, кто «не умеет объявлять шах, тот не поставит и мата». В стратегии кармелитки для победы Божественного короля очень важна королева: «Именно она может в игре объявить королю величайшую войну, пусть даже с помощью всех других фигур». В метафоре, которую обретает для испанской святой игра в шахматы, королева, по сути, олицетворяет добродетель смирения: «Нет другой такой королевы, которая заставила бы сдаться Божественного короля, – это может сделать лишь смирение», – пишет монахиня.

Однако символическое толкование шахмат предлагает не только святая Тереза Авильская. В одном из сочинений XIII века, приписываемом Папе Римскому Иннокентию III, – но, скорее всего, только посвящённом ему, – даётся самое настоящее нравственное прочтение игры.

Уже в самом названии тема выражена с предельной точностью: «Моральность шахмат» (Quaedam moralitas de scaccario). Этот трактат известен также под другим заголовком: «Моральность Иннокентия», где упоминается этот Римский Папа, который настолько увлекался шахматами, что поместил в свой геральдический герб шахматную доску, на которой покоится орёл. Мир, пишет автор трактата, которого также отождествляли с францисканским богословом Джоном Уэльским, «напоминает шахматную доску, на которой одни клетки белые, а другие черные; так сменяют друг друга жизнь и смерть, благодать и грех». Шахматные фигуры – «это люди мира сего, которые извлечены из мешочка – материнского лона – и которые занимают разные позиции, и каждая из них имеет своё название».

Во-первых, это король, который на шахматной доске «движется по вертикали, горизонтали или диагонали и имеет возможность брать со всех сторон, что свидетельствует о том, что король всё делает правильно и что он ни в коем случае не должен пренебрегать справедливостью». Затем идёт королева (ферзь), которая подчеркивает силу женского пола двигаться во всех направлениях. Далее есть ладья, «которая пересекает всю землю (шахматную доску) по прямой линии», а это означает, «что она делает всё правильно, защищая справедливость от коррупции». «Г-образный» ход коня подразумевает, что «рыцари и властители земли имеют право собирать налоги и налагать правильные наказания в соответствии с видом преступления, но они отклоняются на третью клетку, когда несправедливо вымогают подати со своих подданных». О слонах говорится, что они представляют епископов: в англоязычных странах эта шахматная фигура и сегодня называется епископом. Наконец, есть пешки, олицетворяющие «бедных на земле», которые движутся по одному квадрату по прямой линии, что свидетельствует об их «простоте и праведности», и они оказываются скомпрометированными лишь в том случае, если речь идёт о взятии. В самом деле, пешка, «когда она пытается получить что-то мирское или почести, всегда идет по диагонали с целью ухватить своё с помощью ложных клятв, лести или лжи».

«Цель игры, – пишет средневековый автор, – в том, чтобы одна фигура захватила другую». По окончании игры «фигуры снова бросают в мешочек, из которого их вытащили», и они вновь оказываются в одинаковом положении - все они равны перед Богом: уже нет разницы между королём и бедной пешкой; богатые и бедные – все они находятся в равном положении. Более того, часто случается так, что «король оказывается внизу, а пешки остаются сверху».

Таким образом, ссылаясь на  евангельскую притчу о последних и первых (см. Мф 20,1-16), автор завершает своё нравоучение, особо подчёркивая чёткое соответствие между судьбой фигур в мешочке и судьбой «почти всех великих мира сего, которые в их земной жизни находятся выше всех, в то время как бедные могут наконец достичь наслаждения светом Божьим».

Лучио Коко, итальянский историк и богослов